Приключения Фэнтези Романтическая сага История взросления Дружба Подвиг Выбор пути Мечта Лето Урал
«Безлюдные пространства» это места, уставшие от человеческой злобы, ненависти, переполнившей все вокруг. Ведь "...пространства в разных измерениях должны отдыхать от людей. Тем более что люди постоянно делают глупости: воюют, природу портят. Второй раз пустынные пространства вредных людей на себя не пустят. ... Потому что каждое Безлюдное Пространство сделалось живым. Люди ушли, а оно как бы сохранило человеческую душу..." – так объясняет происхождение Пространств ученый, которого все зовут Стариком. Это параллельные миры, которые пытаются соответствовать основному значению слова "мир". Ведь "мир"- это, прежде всего, отсутствие войны. Наверное, именно поэтому эти пространства расположены, как правило, на территории заросших травой полуразрушенных военных объектов. Но это только первый слой, через который можно попасть в действительно странные миры. Там перепутались время и расстояние, сон и явь, сказка и реальность.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЦИКЛА
Впервые мы попадаем в Безлюдные пространства отнюдь не через заброшенный пустырь. Нас туда приводит четвероклассник Лесь Носов по прозвищу Гулькин Нос, герой повести "Дырчатая Луна". А вход расположен на берегу моря, в развалинах античного города, сильно напоминающего Херсонес. Надо только в нужный момент времени переступить через тень от остатков древней колонны – и можно очутиться в Бухте, о Которой Никто Не Знает. В этой бухте время замирает и уже чувствуется дыхание Безлюдных Пространств. До которых отсюда рукой подать. "Дырчатая Луна" – первое произведение из цикла "Сказки и были Безлюдных пространств". Кроме того, в цикл входят повести "Самолет по имени Сережка" и "Лето кончится не скоро", а также роман "Лужайки, где пляшут скворечники". Косвенно примыкают к циклу фантастическая повесть-сказка "Взрыв Генерального штаба" и межзвездная повесть "Полосатый жираф Алик" ("Трава для астероидов").
"Дырчатая Луна" задает своеобразные "правила игры" – идейное содержание и топологию миров. Например, все действие происходит в приморском южном городе, так похожем на один из главных крапивинских городов-героев – Севастополь. "А Севастополь – это сказка, это город, к которому я постоянно стремлюсь... Немножко гриновский такой "Город Мечты..." – утверждал Владислав Петрович в одном из интервью. И все повести об этом (или очень похожем) городе проникнуты почти физическим ощущением лета, солнца, моря и теплого ветра. Не стала исключением и "Дырчатая Луна". Читая повесть, не веришь, что с героями может произойти что-то плохое в этом городе. Однако тема неспокойности и нестабильности современного мира, уже начинает звучать и здесь. Мальчик-беженец, умирающий от тоски, беспощадный военный с накачанной шеей и мертвыми глазами, огромный добрый желтый кузнечик, не погибающий от пуль только благодаря внезапно открывшимся волшебным свойствам – все это звучит диссонансной нотой на общем фоне самой светлой повести цикла.
"Самолет по имени Сережка" — вторая повесть цикла, которая обещает множество положительных эмоций. Несмотря на то, что герой повести – полупарализованный мальчик, с первых страниц становится вроде бы ясно, что это классическая повесть о счастливой мальчишечьей дружбе. Дело происходит летом, в небольшом уральском городе. Вместе Ромкой и Сережкой мы путешествуем по заросшим травой тихим старым переулкам, чувствуя сказочное дыхание этих похожих на волшебные джунгли мест. Постепенно реалистическая повесть все больше наполняется сказочным содержанием. Поначалу сказка приходит во снах, потом сны начинают проникать и в реальность. В той же "Дырчатой Луне" еще не до конца понятно, чем же миры Безлюдных пространств принципиально отличаются от миров Великого Кристалла. В "Самолете по имени Сережка" все становится на свои места. Безлюдные пространства – это тоже грань Кристалла, но грань где сказочное неразделимо связано с настоящим, где сон постоянно перетекает в явь, где время и расстояния живут по совершенно своим законам, ничего общего не имеющего с физическими. В конце концов – эти пространства сами по себе разумны! "Люди их оставили... но раньше-то люди там жили. Долго-долго. И душа этой жизни на таких пространствах сохранилась. И они теперь... ну, как бы стали сами по себе живые."
Но когда сказка встречается с реальностью, это означает, что не только волшебное оказывает влияние на существующее, но и наоборот. Жестокая действительность, сталкиваясь с иррациональным и добрым, зачастую начинает привносить в сказку свои суровые законы. И трагический финал повести о самолете Сережке суть следствие такого вот столкновения реальностей. И пусть, сказочное и светлое, как будто спохватившись, все же вроде бы одерживает верх, и автор повторяет, что "никто не разбился", однако чувство неоднозначности концовки, "открытости" финала не покидает. Тема смерти в таком контексте – вроде бы герои и погибают, но в тоже время возможны и счастливые варианты развития ситуации – впервые так явно звучит у Крапивина именно в этой повести. И непременно возникает во всех следующих частях цикла о Безлюдных пространствах.
Вообще же вопрос об обратимости смерти часто возникает в поздних произведениях писателя. Особенно выделяется в этом плане повесть "Полосатый жираф Алик". Действие повести происходит большей частью на Астероидах, а ведь Астероиды – это место, куда дети попадают после смерти, своеобразный детский рай, аналог Нарнии Клайва Льюиса или Страны Нангиялы из повести Астрид Линдгрен "Братья Львиное сердце". И герои "Алика.." умудряются вернуться на Землю (воскреснуть), но некоторым позже приходится умереть во второй раз...
Во второй раз придется умереть и главному герою "Лето кончится не скоро" Шурке Полушкину. А может и не придется? Ведь основной лейтмотив многих произведений Крапивина – пока вокруг лето, а рядом верные друзья, ничего плохого случиться не может. А лето на той грани Кристалла, куда Шурка, которому пришлось стать ответственным за судьбу человечества, загнал Землю, может, не закончится до тех пор, пока мы делаем "...что-то хорошее. Хоть капельку добра. Может быть, она заставит выровняться Весы. А то и качнет их к свету. " Многим такая концовка может показаться чересчур слезоточивой и назидательной. Но для чего еще нужны книги, как не для того, чтобы мы становились хоть чуточку добрее по прочтении?
Действительность, изображённая в повести «Лето кончится не скоро» - сложные 90-е годы.
Шурка Полушкин (12) играет в школьном оркестре и живёт спокойно и беззаботно, пока в его жизнь не врывается беда. Бандиты убивают его отца, отбирают квартиру; милиция, куда мальчик кидается за помощью, - в сговоре с мафией и вместо того, чтобы помочь, Шурку долго и методично там избивают. Убитый горем Шурка попадает в интернат, где над ним жестоко издеваются. В общем, били везде - и в приёмнике, и в милиции, и в интернате. Воспитатели и "дежурные по режиму", и парни - те, кто постарше". Шурка пытается бороться. Он решает отомстить за отца, даже стреляет из самодельного пистолета в "мафиози" Лудова, но погибает под колесами его автомобиля. С этого момента в жизни Шурки начинается сплетение невероятных событий, что всё это могло бы показаться совсем уж фантастикой, но во Вселенной бывает всякое… Мальчишку возвращают к жизни пришельцы с далекой планеты Реи – вживляют искусственное сердце. После операции на сердце у организма двенадцатилетнего Шурки появляется невероятно мощная способность к регенерации. Шурка начинает жить вне обычных земных законов, и ему выпадает важная миссия - найти Весы, сделанные в прошлом веке мастером Каляевым для измерения планетарного Добра и Зла, от которых зависит судьба Земли. Выясняется, что инопланетяне, с которыми встретился Шурка – галактические корректоры, агенты инопланетной цивилизации, специальные технические работники, которые пытаются изменить земную историю, исправить ее орбиту и возвратить в эпоху динозавров. Благодаря отваге, искренности и честности Шурки человечество все же спасено, но сам герой погибает.
Повесть «Взрыв Генерального штаба» — очень "больная" и актуальная.Повесть переносит "горячую точку" в условную страну, где идет нескончаемая война Империи и йосских сепаратистов. Война настолько ожесточенная, что даже дети становятся солдатами. Тринадцатилетний Лен и совсем еще маленький Зорко принадлежат к разным лагерям. Каждый идет с тайным заданием в "свой" Генеральный штаб: несет записанную в подсознании сложнейшую информацию. Но оказалось, что Генеральный штаб один, общий. Тот, кто заправляет войной, считает ее закономерным и даже полезным явлением, чем-то вроде кровообращения в организме человечества. Маленькие курьеры с самого начала были обречены на расстрел...
У Крапивина нет "инопланетного" Добра и Зла: все человеческое. Автор стремится быть старшим братом читателю: утешителем, защитником, проводником в необычайный, романтический мир - во взрослый мир, каким он представляется подростку в мечтах о времени, "когда он станет большим".
"Лужайки, где пляшут скворечники", один из самых больших по объему фантастических романов Крапивина, стал своеобразным подведением итогов. В нем переплелись почти все темы и вопросы, возникающие в поздних произведениях. В основном, это касается войны. Здесь и тема детей на войне, и боль от того, что происходит в горячих точках, и рассуждения о том, что какие бы благородные цели не преследовала война и какие бы благородные люди в ней не воевали, война остается войной. Здесь и уже упоминавшаяся выше проблема обратимости смерти, и возможность ухода от зла и ненависти в пространства, уставшие от войн, и взаимоотношения этих пространств с окружающими их мирами – как реальным, так и сказочным – и, конечно же, типично крапивинская история дружбы и любви... К принципу построения литературного произведения по типу "роман в романе" Крапивин прибегал уже не раз: везде действие "внутреннего" повествования происходило за много лет до основных событий. И то, что в "Лужайках…" пересекаются как исторические (или якобы исторические), так и современные события, и что красивая сказка сочетается с суровой прозой жизни, и то, что героями разных частей стали ребенок и взрослый – все это только подчеркивает "объединяющую" сущность романа.
ГЕРОИ КРАПИВИНА
Главными героями крапивинской прозы, несмотря на фантастический ли, исторический ли, бытовой контекст остаются дети, реже взрослые. И хотя мы считаем цикл о Безлюдных пространствах циклом фантастическим – не это главное. В одном из интервью Владислав Петрович сказал: "У меня фантастика получалась тогда, когда моим героям становилось тесно в трехмерном, обыденном пространстве. Я придумывал всякие другие миры и планеты, чтобы расширить сцену действия для героев. Чтобы они могли реализовать себя более ярко и полно, чем в рамках нынешней жизни..."
Единственное, чем руководствуются герои Крапивина — это живое и сугубо эмоциональное чувство правильности избранного пути, сделанного выбора. Положительные герои часто ошибаются по мелочам, они, как правило, притягивают к себе неприятности, легко ввязываются в конфликт, суеверны и малоприспособлены к жизни. Они ошибаются, но только не в момент настоящего выбора. Правильным решение становится, если принято в соответствующем состоянии духа, на логику или абстрактные моральные и этические законы здесь бесполезно ссылаться, бесполезно с ними сверяться и спорить. Правильно поступает только тот, кто изначально не знает, что делать, кто пребывает в растерянности. Главная сила — изначальное, сокрытое в человеке Добро, а оно не нуждается в научении. Всякое твердое знание, опытность, самоуверенность губительно ограничивают личность рамками принятой на себя схемы.